Отрицательное впечатление
Когда мой папа попал в ПГКБ (ПЦРБ) в г. Подольске, я и не могла себе даже предположить, что из этой «больницы» я буду забирать его из морга. 29 февраля папа позвонил мне и сказал, что он плохо себя чувствует. Я вызвала скорую (скорая ехала 45 минут 200 метров (с ПЦРБ на Кирова). Пришел врач скорой помощи, и очень долго не мог понять, что же все-таки произошло с моим папой. Я, понимая, что папа не может встать на ноги, и у него не внятная дикция, настояла, чтобы его все-таки отвезли в больницу. Итак, мы поехали в ПГКБ (ПЦРБ). Врач приемного отделения осматривал его в помещении, в котором находились два БОМЖА. Этот запах, я наверно, не забуду никогда. Потом папу повезли на КТ (компьютерный томограф). После этого отправили в приемное отделение. Далее, после 50 минут томления, его отправили в кардиореанимацию. Хочу заметить, что папу я привезла в абсолютно нормальном состоянии. Врач на «скорой» даже не хотел его брать. Но я настояла, и теперь каюсь. В кардиореанимации существуют часы разговора родственников с зав. отделением (с 12:00 до 13:00), однако на эти переговоры выходит не зав. отделением, а тот врач, которого отправят. Итак, на первые сутки, которые мой папа провел в отделении кардиореанимациии я выяснила, что у него инсульт (хочу сразу заметить, что в инсульте главное успеть привезти наших любимых за 4, 5 часа). И я успела. Врач анестезиолог реаниматолог кардиореанимации Горячкин Дмитрий Юрьевич, который разговаривал со мной после первых суток проведения моего папы в реанимации сказал, что папа мой не смотря на свой диагноз, чувствует себя хорошо, он в сознании, разговаривает, да еще как… И так продолжалось еще два дня. Но., обязательно надо привезти памперсы. Т. е. больница не может обеспечить лежачих больных реанимации памперсами. Затем, после третьих суток, папу перевели в отделение неврологии. Хочу сразу заметить, что из отделения кардиореанимации в отделение неврологии всех перевозят по улице, т. е. на улице зима, а моего папу из одного здания в другое здание перевозят голого (на нем только памперс), на каталке. Причем под ним дермантиновое покрытие, т. е. вы понимаете, что дермантин холодный, а на улице зима. На папу накинули тоненькое одеялко, и повезли из реанимации в неврологию (в другой корпус) по нечищеному снегу (т. е. по ухабам). Я бегом за ним. Но т. к. мне надо было пройти путь дольше, я вбежала в палату отделения неврологии уже в тот момент, когда его перекладывали с этой ужасной каталки на не менее ужасную «кровать» на колесах. Хочу сказать сразу, что в отделении неврологии существует как бы два отделения. Первое – это то, которое на виду, в котором люди живые, они ходят, чувствуют, разговаривают, общаются. А второе - «там за углом где-то», отделение, где лежат беспомощные люди, и их МНОГО! Их не меньше, чем тех, которые ходят, но их никто не видит, они же ТАМ… Пройдя по длинному коридору неврологии, я повернула туда, где лежат люди, с ограниченными возможностями в передвижении. И первое, что я почувствовала – это страшный запах экскрементов. Люди лежат не только в палатах, боксах, но и в коридорах! И отовсюду слышны крики, нет, это даже не крики, это мольбы о помощи. НО К НИМ НИКТО НЕ ПОДХОДИТ. Затем я увидела страшную картину, как двое молодых людей (мед. брат и санитарка) перекидывают моего папу из каталки в кровать, с бранными словами. И это обращение с человеком, которого только, что перевели из РЕАНИМАЦИИ! Я в шоке! Я говорю им о том, что это мой папа, и нельзя с ним так! Когда они увидели меня в дверном проеме, они конечно опешили. Я подошла к папе. Я увидела его первый раз, после реанимации, после трех дней. Это был совершенно другой человек. Я привезла в эту «больницу» своего ПАПУ, а теперь передо мной лежит беспомощный больной. Как так! Мне надо было сразу же поговорить с врачом. Но мне ответили отказом. Якобы, папу только, что перевели, и пока никто ничего не знает, и никто со мной сегодня разговаривать не будет. После некоторых усилий, я все-таки добилась разговора с зав. отделением неврологии Черных Натальей Павловной. Что она мне сказала? Она сказала мне то, что в ее отделении (неврологии) смертность не больше, чем в других. Сказала о том, что у папы инсульт, и то, что как пойдет процесс выздоравливания никто не знает. Но ведь папа в сознании, он разговаривает, и все может быть в общем хорошо. А еще она меня заверила в том, что там, где лежат лежачие больные, всегда присутствуют люди, обеспечивающие должный уход за больными. Сказала так же, что нужны постоянно памперсы (опять, такое ощущение, что центральная больница города Подольска не в состоянии обеспечить лежачих больных даже памперсами), вода питьевая негазированная и эластичные бинты. После этой беседы, я опять пошла к папе. Только вступив в этот отдельный коридор, я услышала опять мольбы о помощи из разных мест. Кому-то надо было подать воды, а кому-то ингалятор, который блокирует приступ астмы. У папы я была постоянно: утром, днем и вечером. И могу заверить, что никакие лекарства ему просто не давали.